Архитектор зачем-то придумал в стенке столовского зала большую нишу. Она пустовала по меньшей мере пять лет. И вот вокруг нее засуетились люди. Они стали резво двигать стремянку, сверлить в стене дырки, что-то волокли с тачки на придвинутые к нише столы – увесистое и завернутое в мешковину. Валька узнал спину бывшего парторга Дениса Григорьевича, профиль директора столовки, знакомых ребят и среди них – Димку, который, видно, по привычке ждал его здесь до последнего мгновения и вот дождался – запрягли!
Валька со своим подносом спрятался за колонну, чтобы, обедая, еще и наблюдать за вывешиванием интерьера.
Тут народ перед нишей на секунду рассеялся и Валька увидел единственную в компании женщину.
Она была одного роста с мужчинами, в брюках, стриженая, и неудивительно, что сперва как-то затерялась в общей сутолоке. Но, разглядев ее, Валька чуть не охнул, потому что такие женщины не каждый день встречаются.
Она была в облегающем свитере, довольно широкоплечая, длинноногая, с тонкой талией, а под свитером и брюками, чувствовалось, налитая и крепкая, вроде мощных красавиц у старых мастеров. Но ей было еще далеко до той грани, за которой сила утрачивает грацию.
Пока Валька раздирал двумя вилками остывший шницель, на столе размотали мешковину и достали металлические штуковины. Их стали прилаживать в нише на разной высоте, причем галдели так, что голос женщины, командовавшей мужиками, совсем потерялся.
И тут Вальку обнаружил Димка Русаков.
– Ага! Вот ты где! – естественно, заорал Димка. – Денис Григорьич, тут еще одна лошадиная сила имеется!
Все уставились на колонну, за которой сидел Валька, хотя просматривался разве что его локоть. Женщина же, отойдя в сторону, увидела его в лицо.
Несколько секунд она смотрела на него, не отводя глаз, с пугающей внимательностью, хотя ничего этакого в Вальке не было, капуста на голове не росла и одевался он не у Диора.
Увидев, что и он на нее смотрит таким же неподвижным взглядом, женщина сделала гримаску, будто стряхнула с лица все лишнее и оставила зачем-то скучающее неудовольствие. Сделав три шага, она оказалась прямо в нише и опять принялась командовать, расставляя мужчин с железяками в руках одной ей ведомым порядком.
– Русаков, Валя, давайте-ка сюда! – приказал бывший парторг. – Тут как раз две пары рук нужны.
Валька слушался разжалованного парторга не по привычке. Тот до сих пор был как бы его непосредственным начальством, давал иногда необременительную работенку, вроде плаката по технике безопасности, и, очевидно, дорожил Валькой как одним из двух своих последних подчиненных. Кем теперь был оформлен парторг, Валька не знал, но раз уж его не увольняли, соблюдал почтение – как, кстати, и многие на заводе.
Валька отнес поднос с посудой на транспортер и подошел к нише.
Тут оказалось, что женщина уже не очень-то молода, лет на десять старше, чем сперва показалось Вальке. Волосы у нее были жгуче-черные, короткие и прямые, подстриженные так, чтобы густая челка доставала до бровей, лицо – резкое, сухое, с прямым, малость крупноватым носом, но глаза при всем при том – светлые. Теперь Валька дал ей все сорок, отметив при этом, что его Татьяне бы такую роскошную фигуру… Татьяну-то после родов здорово развезло, а диета при ее сидячей работе прока не приносила.
Валька взялся за хвост бронзовой рыбины, ирреального гибрида щуки и угря, вместе с Димкой вознес эту рыбину на вытянутых руках туда, куда было велено, а женщина молча на нее уставилась.
– Изабелла Альбертовна, – почтительно обратился парторг, – такой вариант вас устраивает?
– Надо посмотреть еще издали, – сказала она, и они пошли в другой конец зала.
– Это кто такая? – спросил Валька у Русакова.
– Скульпторша, – объяснил Димка. – Изабелла Гронская. Слыхал про такую?
– Ага, она не то заслуженная, не то народная. Только я не знал, что она еще и рыб лепит. Я думал, только людей.
– Лепит, лепит! – развеселился Димка. – Ты посмотри, чего она тут наваляла!
Бронзовая компания, розданная энтузиастам, состояла из двух фантастических рыбин, не менее фантастического краба, овечьей головы, плоского кувшина и блюда с экзотическими фруктами. Все это, укрепленное в нише на штырях, должно было символизировать богатство здешнего меню.
Скульпторша заботилась о художественных эффектах. Она требовала сдвигов на неуловимые доли миллиметра. Валька и Димка покорно перемещали свой ихтиологический гибрид.
Когда Гронская, поправляя рыбий хвост, встала на цыпочки возле Вальки и задела его грудью, он понял страшную вещь. Эта немолодая женщина ему нравилась, и нравилась именно тем, что в любой другой могло бы и оттолкнуть, – своей уверенной силой.
Мысленно Валька засуетился, ища возможность как-то с ней встретиться за пределами столовки. Кроме всего прочего, знакомство могло оказаться очень даже полезным. Она принадлежала к тому кругу людей искусства, в который заводскому оформителю-самоучке хода не было. И следовало сейчас сказать ей что-нибудь такое, чтобы она сразу поняла – он тоже не лыком шит, на выставках бывает, и этим вот, которых выдернули из цеха на полчасика – интерьер приколачивать, не чета…
– Учись, Валентин, – вдруг бодро адресовался к нему Денис Григорьевич. – Вот как мастера работают. Семь раз примерь – один раз отрежь. Не то что некоторые – тяп-ляп, как на бумагу шлепнулось, так и ладно будет, и твердый знак с мягким путают.
Парторг подал Вальку Гронской, как на блюдечке, это он умел.
– Ну что же вы человека конфузите, – разумеется, вступилась она. – Я тоже их путаю – и ничего, жива.